http://www.kingroup.ru/...html?1258233345 ....да как раз пишут ,что не используют нержуАптекарь, заметь, это - КОНЬЯЧНОЕ производство. Причем именно на патриархальной родине коньяка. ИМ НАДО ИСПОЛЬЗОВАТЬ ТО, что использовали ИХ ПРАПРАДЕДЫ, чтобы ДЕРЖАТЬ МАРКУ и не более того. А для этого руковожитель компании по производству медных аламбиков придумает всё что угодно (даже то, что "медь очищает спирт" (?!!!) ), лишь бы сохранить свою фирму на плаву.
Аптекарь, 27 Нояб. 09, 00:03
Но чтобы прекратить спор на тему "что лучше - нержавейка или медь", согласен, что с точки зрения вкусовых качеств (а никак не медицинских) для ДИСТИЛЛЯТОВ - МЕДЬ (именно из-за того, что придает своими окислами специфический привкусс), а для РЕКТИФИКАТОВ - НЕРЖАВЕЙКА.
А вот (для интересующихся) еще по истории создания отечественной нержавейки.
В Зазеркалье "нержавейки".http://zxaaa.untergrund.net/demo_article.php?id=865
Из неопубликованных очерков по истории Златоуста.
Приоритет создания нержавеющей хромистой стали оспаривают металлурги многих стран. В "Справочной книге по нержавеющей стали" американца Е. Тума отмечено, что "..в 1914 году Амстронг (Англия) благодаря случайности получил в тигле хромистую сталь". Запатентовал способ получения такой стали его соотечественник Бирлей. Но еще раньше, в 1903 году, по данным автора той же книги, американский металлург Марш в тиглях выплавлял хром и никель, что, якобы, положило начало созданию хромоникелевой стали. Во Франции в 1902-1912 годах опытами по выплавке нержавеющей стали занимались Гийе и Портвен, а в Германии - Мурер и Штраус.1.
Как видим, до 1902 года нигде за границей нержавейкой не занимались. Однако еще за 20 лет до этого нержавейку удалось выплавить златоустовскому мастеру Павлу Николаевичу Швецову.
В фондах городского краеведческого музея хранится записная книжка, в которую этот замечательный металлург записывал свои рецепты экспериментальных плавок. Записи, датированные 1883-1884 годами, содержат состав шихты хромистой нержавеющей стали и выводы мастера после испытаний полученного металла. Шихта N 1 - "очень крепкая, не куется, похожа на зеркальный чугун", шихта N 2 - "куется, очень крепкая", шихта N 3 - "куется хорошо". Хром для плавок Швецов готовил сам, сплавливая в тиглях 20 фунтов хромистой руды, 2 фунта марганца, 8 фунтов кварца и 1 фунт угля. Руда предварительно тщательно измельчалась и промывалась. Получаемый мастером феррохром содержал до 50 процентов хрома, а нержавеющая сталь, выплавлявшаяся в 1884 году, содержала до 20 процентов хрома. Из каждой опытной плавки П. Н. Швецов отковывал прутки и испытывал их на изгиб и закалку. Из полученной нержавеющей стали он изготовил для себя набор слесарных инструментов, делал и ножи.
Опытные плавки сталевар-практик проводил по своему почину, и массового производства новой стали на заводе налажено не было. Изобретение осталось не востребованным.
На Западе производство нержавеющей стали начало развиваться с внедрением электросталеплавильных печей. Первая электропечь системы Штейнберга-Грамолина на златоустовском механическом заводе начала действовать с 1924 года. Первоначально на ней варили быстрорежущую инструментальную сталь марки "Рапид". Единственным специалистом, имевшим опыт работы на электрических плавильных печах, тогда являлся Петр Степанович Тючев. Он один из братьев Тютевых не получил диплома горного техника, а образование получил в местной ремесленной школе. Его старший брат Дмитрий участвовал в строительстве первого в России электрометаллургического завода "Пороги", неподалеку от Сатки, а позже был его управляющим. Петр Степанович вместе с ним монтировал печи, а затем осваивал на них технологию выплавки ферросплавов. Его знания и практический опыт пригодились при отладке первой электропечи, установленной в старом мартеновском цехе. Наряду со сталью в ней плавили ферровольфрам.
Шел 1925 год. О том, что за границей плавят сталь, не поддающуюся ржавчине, нашим металлургам было известно. П. С. Тютев загорелся идеей сварить такой металл. Заведовавший мартеновским цехом и электроплавкой В. Д. Крутицкий идею не поддержал. Однако Петр Степанович твердо решил добиться своего.
Раздобыв кусок заграничной нержавейки он сделал ее химический анализ. Заведующий заводской лабораторией А. А. Нимвицкий любезно разрешил ему пользоваться лабораторным оборудованием. На основе сделанных анализов был определен состав шихты. Жена Тютева позже вспоминала: "Когда все было готово к отливке, то Крутицкий категорически отказал, говорил, что печь не выдержит этой температуры, сгорит, тогда не минуешь суда. П. С. Тютев дал ему расписку, если печь не выдержит, то он один за это ответит".2.
Плавка прошла успешно - сталь была устойчива к коррозии, хорошо ковалась и обладала необходимой прочностью. В дальнейшем заниматься нержавейкой Петру Степановичу не пришлось. В конце 1925 года он по настоятельной просьбе рабочих завода "Пороги" был командирован на это предприятие в качестве технического руководителя. Завод несколько лет стоял, и нужно было восстановить и запустить в работу электропечи. Командировка продолжалась почти два года. В 1926 году по его методу была проведена плавка, давшая 2,44 тонны нержавеющей стали себестоимостью в 1680 рублей. На следующий год, хотя эта сталь и не была предусмотрена по смете, ее выплавили в электропечах (в 1927 году была пущена вторая печь) почти 44 тонны.
Одновременно была проведена работа по освоению выплавки нержавеющей стали в мартеновской печи. Опыт удался, и первые 20 тонн мартеновской нержавейки показали, что ее можно выплавлять в большом количестве. Этими работами руководили главный металлург завода инженер Петр Иванов и заведующий мартеновским цехом Василий Дмитриевич Крутицкий.
Тем временем в Златоуст приехал корреспондент газеты "Правда" Николай Погодин. Прослышав о новинке, он стал расспрашивать о подробностях Крутицкого. Итогом этой беседы стал очерк "Поэма стальная", напечатанный в печатном центральном органе ЦК ВКП(б) 3 января 1928 года. В изложении будущего драматурга, не склонного обременять себя и читателей технической стороной дела, история выплавки первой советской нержавейки выглядела следующим образом:
"Года два назад рабочий как-то попросил мастера мартеновского цеха Крутицкого:
- Крутицкий, свари мне сталь, чтобы не ржавела. Клещи мне надо. А то в чанах, где окисляем сталь, клещи быстро портятся...
Молодому технику эта мысль понравилась. Почему бы не сварить такую сталь?
...Прикинул Крутицкий соотношение сплава, которое могло бы дать наивысшее сопротивление окислению, и в один прием сварил сталь. Клещи из новой стали получились прекрасные. Рабочий был очень доволен. На них совершенно не действовали кислоты. И, кроме него, на этот случай почти никто не обратил внимания.
Было сделано важное открытие.
...Техник на златоустовском заводе одним махом решил проблему, сварил нержавеющую сталь, которой имеется в мире меньше, чем золота, и это никого не изумило...
Но когда в технической литературе появились заметки о нержавеющей стали, когда этот вопрос был поднят в СССР, вспомнили клещи. А клещи куда-то пропали. Рабочий вторично просил Крутицкого отлить такую же сталь. Техник взялся, но у него ничего не вышло: забыл, как делал впервые и бросил. Когда завод предложил ему снова и серьезно заняться опытами получения нержавеющей стали, он с грустью припомнил:
-Варил я ее, дьявола, а вот забыл, как варил..." 3.
В этой невероятной истории, похожей на еще один уральский сказ, начальник цеха Крутицкий почему-то превратился в молодого придурковатого мастера, выполняющего просьбу какого-то рабочего. Нержавейка у него получается совершенно случайно. Да вот неувязка: печь была хоть и не большая, но расчитанная на выплавку полутора - двух тонн стали. Так что из той, чудом удавшейся плавки, можно было изготовить не одну сотню клещей.
Дальше - больше:
"Из Ленинграда на завод был привезен кусок английской нержавеющей стали. Сделали в лаборатории химический анализ. Дали Крутицкому рецепт.
- Так было у тебя, Василий Дмитриевич?
-Будто так и будто не так... ломал голову парень.
В это время уже на заводе подобралась тройка: Крутицкий, инженер Иванов и заведующий химической лабораторий, крупный культурный работник. Эти три человека дополняли друг друга.
Создалось большое сотрудничество.
- Анатолий Августович, рассказывали мне, - просиживал в химической лаборатории над анализами и литературой. Владея пятью языками, он прочитал и перевел груду книг. Петр Николаевич изучал способы обработки стали. Василий Дмитриевич колдовал у печи.
...Они уже ходили, пошатываясь, подкашиваемые усталостью, удрученные неудачами. Результаты плавок могли бы довести нервного человека до обморока. Потратить огромные запасы энергии, работать над вычислениями и формулами до приливов крови в мозгу, мучительно стиснув зубы, искать секрет и, кажется, найти его, и вот... идет плавка, техник Крутицкий не может скрыть своей дрожи, он бросается к печи, хватает голыми руками слитки, его оттаскивают, как обезумевшего.
- Сгоришь, с ума сошел!
- Начинает обрабатывать сталь, и слитки под молотом рассыпается, как стекло...".
И все же секрет, в конце концов, разгадан: "Стало все ясно. Самый простой доменный шлак - рудные отбросы, немного меди - и потом из хромистой руды можно отлить нержавеющего и кислотоупорную зеркальную сталь.".
Трудно сказать, то ли это простодушный журналист взял на веру заводские байки, то ли сам чего присочинил, дабы сдобрить скуповатый рассказ. Но что уж написано...
ВСЛЕД за газетной статьей пришла на завод правительственная премия за выдающиеся открытия. Заведующий цехом разделил ее по своему усмотрению. Инициатору дела была выделена такая ничтожная сумма, что когда Петр Тютев, восстановив завод "Пороги", вернулся в цех, то ему постеснялись сказать об этой премии. Однако мастер узнал об этом, читал он и очерк в "Правде".
Обида была настолько большой, что он решил навсегда покинуть город, хотя был очень привязан к Златоусту и заводу. В цехе, где Тютева очень ценили как специалиста и человека, возмущались и требовали удержать его. Крутицкий отвечал, что никуда мастер не уедет, ведь у него здесь свой дом, большое хозяйство, дети и старая мать. Петру Степановичу передали, что руководство увеличило ему премию и повысило заплату. Но он уехал в Свердловск. Работал на Верх-Исетском заводе, где монтировал выписанную из Германии электропечь, а потом осваивал на ней выплавку трансформаторной стали. В январе 1931 года Петр Степанович Тютев скоропостижно умер.
Николой Погодин на основе своего очерка написал пьесу "Поэму о топоре". Летом 1930 года автор вместе с режиссером театра революции А. Поповым и художником театра И. Шлепяновым "проходили путь изучения нашей действительности, наблюдая людей эпохи реконструкции, впитывая в себя атмосферу пролетарских коллективов", - так вспоминал А. Попов.
В это время пьеса имела шумный успех. Сейчас, перечитывая ее, удивляешься, насколько карикатурны герои и туманно содержание.
Когда "Поэма о топоре" была поставлена Свердловским драматическим театром, вдова П. С. Тютева, уразумев, что речь идет об истории выплавки нержавейки, страшно возмутилась и обратилась в обком партии. К жалобе были приложены сохранившиеся документы, которые свидетельствовали об извращении фактов.
